Расстреливали на рассвете…
Лежал солдат, опрокинувшись навзничь. Ночная тьма навалилась тяжестью, придавила к сырой земле. Попробовал приподняться – молнией хлестнула боль. Охнул и затих.
Жуткая тишина в ушах отдавалась звоном. Понял: ранен. Нестерпимо пить хотелось: хоть бы один глоток. Жизнь, наверное, на волоске, в глотке воды – жизнь. Но пить подать некому, а самому не шевельнуться. И остается одно – лежать. Ну стоит ли такой вопрос ставить: человек в ночи истекает кровью. А жить так хочется… в восемнадцать лет. Никогда так не хотелось. И о конце не думать он старается. И пытается занять себя другими мыслями.
Как дела твои, солдат? – задает себе вопрос. Лежа в неподвижности, определяет: правая рука. Вроде тут, и вроде нет ее – не понять. Хлюпает в обоих сапогах: кровь должно быть. Неважнецкие дела… Но вот пришла догадка. Наверное, давно лежит уж, а живой. Артерии, пожалуй, не задело, иначе бы… Догадка вдохновила. Стал припоминать, как было.
Атаковали село Стольное, что под Черниговом. Вражеская мина разорвалась прямо посреди расчета. Двоих убило, а его, пулеметчика, изранило. Все ясно, просто – на войне это дело обычное. Тишину вот как понять? Где свои, чужие где? А ночь словно остановилась, и ни с места. Придет ли утро? Но, и придет если, еще неизвестно, будет это к лучшему или, наоборот, конец приблизит.
… Детство встало в памяти. Нелегким оно было. И коротким. В сорок втором окончил восемь классов – и на работу. Недолго был учеником, а затем стал слесарем на электростанции локомотивного депо Сергач. И на возмужание ушло немного времени: уже в начале сорок третьего призвали. Стал курсантом военного пехотного училища.
А на фронтах войны назревали грандиозные события. Готовилось знаменитое сражение на Курско-Орловской. И не пришлось курсантам доучиться. В июле их отправили на фронт. В жаркое попали дело: дрались на подступах к Орлу, освобождали город, выбивали врага с площадей и улиц, из отдельных домов и подвалов.
Орлиный город! У Орла есть Орлик – пригород. И речка – Орлик. Курсанты под навесным огнем противника форсировали водный рубеж и бой вели за Орлик. Упорный, многодневный, жестокий бой. Многие сложили головы, далась победа дорогой ценой. Но Орлик был взят! А вместе с ним, благодаря самоотверженным действиям других частей, был взят Орел.
После этого курсантскую часть перебросили на Первый Украинский, под Чернигов. И вот… «приехали».
С июля по сентябрь, два каких-то месяца, всего несколько боев – и вся война солдату. До обидного мало. Как мало сделал, как мало внес в Великую войну…
В ночи вдруг послышался рокот моторов. Наши! Гвардейцы «королевской» авиации, верные друзья пехоты – «кукурузники»! Затем ударили тяжелые орудия: залп, еще, еще… Наши! Посветлело на душе. И ночь пошла на убыль: сгустила сумрак, потемнела еще больше, и стало светать – где-то там, за дальними увалами, поднималось к горизонту солнце.
То, что последовало далее, превзошло самые мрачные ожидания, заставило содрогнуться. Со стороны села шли люди. На ходу стреляли – вниз, в землю. Но нет, не в землю – в лежащих по полю людей. Немцы! Пристреливали раненых. Вот он, конец каков…
Удар в лицо был жестким, беспощадным. Снизу как-то, в подбородок… Захлебнулся кровью. И ушел в небытие…
Когда пришел в сознание, было уж совсем светло. На поле оставались только убитые. И рядом пулемет вверх колесами. Ветер гнал над землей мокрые хлопья туч. Словно молотом в голову било, мысли путались бессвязно. Болело все – что сильнее не поймешь. Напряг волю, чтоб уцепиться за проблеск сознания – не вышло, уплыло куда-то. А вновь придя в себя, ощутил, что кто-то над ним склонился. С трудом открыл глаза. Старик говорил по-украински: «Живый, сынку?» Хотел спросить солдат, кто в селе — не получилось, рот не раскрывался, язык не слушался. Спросил глазами.
Старик понял: «Ни, выбилы нимчуру, у Стольном наши, наши! Ты лежи щетрошечки, я зараз…» Старик ушел в село, и вскоре раненого подобрали.
Путь по госпиталям был длинным. Первую помощь оказали в Стольном, в медсанбате. Ампутировали руку в Льгове. В Курске – операция лица (была переломана челюсть, зубы выбиты». Долечивался в Черновце, затем в Чите.
В мае сорок четвертого Борис Петрович Лакеев был дома. Устроился на склад топлива локомотивного депо Сергач. Потом посылали его на другие работы. А последние полтора десятка лет он – начальник склада топлива. Его короткий, но яркий боевой путь высоко оценила Родина, наградив орденом Отечественной войны II степени. Четыре медали он получил уже в послевоенный период, одна из них – «За доблестный труд. В ознаменование 100-летия со дня рождения Владимира Ильича Ленина» – свидетельство тому, что и в труде солдат – на должной высоте.
Александр БАЛЯЖИХИН
